Этот фильм, пожалуй,— самое знаменитое произведение Льва Кулешова. По выходе на экран в 1924 году он вызвал лавину рецензий и откликов: от весьма лестных и одобрительных до уничижительных. Как вспоминал Л. Кулешов, не было только равнодушных, нейтральных статей. Фильм хвалили за политическую боевитость, отмечали его высокий профессионализм и ругали за формализм. С бегом лет критическо-негативные замечания стали затухать. Фильм выдержал испытание временем, он и сегодня смотрится с интересом. Его непременно включают в разные ретроспективы и недели советского кино, проводимые за рубежом; показывают в кинотеатрах повторного фильма и на телевидении. Без упоминаний о «Мистере Весте» не обходится ни одна мало-мальски серьезная киноведческая работа, посвященная 20-м годам. Ему отводится немало

-35-

строк как в полных, так и в кратких историях кино. Все это позволяет нам воздержаться от детального анализа фильма и рассмотреть его преимущественно в той связи, в какой это необходимо для понимания теоретических взглядов и творческой биографии Льва Владимировича.

«Мистер Вест», если брать внешнюю канву событий, возник как результат довольно случайного стечения обстоятельств. Молодой режиссер жаждал постановки. На кинофабрике имелся политически актуальный сценарий, написанный поэтом Н. Асеевым. Этот сценарий (он назывался «Чем это кончится?») предложили Кулешову, у которого он не вызвал особого восторга. Асеев весьма приблизительно представлял себе технические и художественные возможности тогдашнего кино, и требовалась фундаментальная работа, чтобы адаптировать его сценарий к экрану. Однако у Кулешова не было иной альтернативы, чтобы прорваться на студию. Со всей отвагой молодости он взялся за дело и в сжатые сроки вместе с В. Пудовкиным и с помощью всего коллектива создал «совершенно новый сценарий» по которому и был поставлен фильм...

И все-таки в предложении именно Кулешову асеевского сценария и в согласии Кулешова работать над ним скрывается своя глубинная закономерность. Идеи и образы, заложенные в литературном первоисточнике, были, конечно, созвучны тем, которые исповедовал в кино молодой мастер. Лефовец Асеев повествовал о некоем богатом американце, мистере Весте, который приезжает в Советский Союз, полагая — он начитался статей желтой прессы,— что это страна дикарей и монстров. Сталкиваясь с советской действительностью, он, а еще больше зритель, получает возможность убедиться в полной несостоятельности подобных представлений о молодой республике.

Кулешовской концепции кино вполне отвечала плакатно-условная фигура центрального героя. В таком же духе трактовались и прочие персонажи. Это были сатирические образы-маски: бывшая графиня, авантюрист Жбан, ковбой Джедди и т. д.

Кулешов требовал от фильма прежде всего действия, стремительного и напряженного; это делало, по его мнению,

-36-

фильм интересным для массового зрителя и позволяло широко применять монтажные приемы. Сама ситуация, в какой оказывался мистер Вест, схваченный бандой жуликов, позволяла насытить картину самыми разными трюками и гэгами, осуществляемыми в бешеном темпе и ритме. И, наконец, литературный материал содержал в себе, хотя и в пародийной форме, тот самый «американизм», который тогда привлекал к себе Кулешова. В данном случае «американизм» является понятием не идеологическим, а, так сказать, бытовым и эстетическим. В этом своем качестве он был свойствен умонастроениям передовой творческой молодежи двадцатых годов. Она провозглашала, что отчетливо выражено в заграничных стихах Маяковского, бескомпромиссное «нет» американскому империализму. Но ей импонировали энергичность, техницизм, деловитость американцев, их более свободные и простые по сравнению с Европой нравы, вкусы и моды.

Кинематографическая же молодежь с особым вниманием: относилась к американским фильмам. Это естественно. Американское кино занимало в то время ведущие позиции в мировом кинематографе. Картины Гриффита и Чаплина являлись замечательной школой экранного мастерства. Но и средние голливудские фильмы, в особенности вестерны, отличались художественным динамизмом, отточенным профессионализмом и техническим совершенством. Понимая идейную фальшь этих фильмов, Кулешов высоко ценил их яркую зрелищность. Он с болью в сердце отмечал, что американские картины, идеологически совершенно чуждые советскому зрителю, эстетически захватывали его благодаря своей выразительной экранной форме. Кулешов решает использовать эту форму совсем иначе — для утверждения социалистической идеологии. Одновременно он хочет доказать, что советские кинематографисты, даже работая в чудовищно тяжелых производственных условиях — кинофабрики еще не оправились от разрухи, — могут снимать профессионально не хуже, чем на богатых зарубежных студиях.